Заставь меня ошибиться - Страница 98

— И куда мы поедем, Гастон?

— В Норвегию. Туда, где будем под защитой моего государства и моей фамилии. Как только появится возможность, сделаем гражданство и для тебя. Так мы полностью разорвем любые связи с Соединенными Штатами Америки.

Разложив вещи по дну лодки, Гастон открывает пакет с кровью и поливает ею одежду и тюки.

— А это не слишком много? — спрашиваю неуверенно.

— Была перестрелка, меня ранили, кровь залила одежду, — буднично поясняет Гастон. Он достает из-за пояса пистолет с уже накрученным глушителем и делает пару выстрелов в бок лодки. — Затем пуля попала в бензиновый двигатель, и случился взрыв. Все сгорело. Если будут старательно искать, найдут уцелевшие фрагменты с нашими ДНК, но не сразу поймут, что нас в лодке никогда не было. Это займет очень много времени, особенно если учесть, что расследования будут пересекаться между собой. Будут искать человека, который стрелял в лодку. Заподозрят судью и его друзей, но никто не признается… Допросы, допросы, трата ресурсов. Тут сейчас такая каша начнется, что мы успеем покинуть не только США, но и Канаду. Кстати, кольца тоже давай сюда, другие купим, — велит он, делая пару шагов мне навстречу, чтобы дотянуться.

Подготовив, наконец, реквизит для нашей «смерти», Гастон делает фитиль, смазывает бензином, поджигает, заводит двигатель и отпускает лодку. Та устремляется вперед быстро, обдавая нас брызгами и унося с собой опасный источник света, который может выдать наше местоположение. Я открыв рот смотрю на адскую пляску плавсредства, подсвеченного оранжевым огоньком изнутри. Без нагрузочного веса оно выделывает что-то совершенно дикое, но все же постепенно удаляется от берега, что не может не радовать. Было бы очень неестественно, если бы мы разбились у самого берега.

— Лиз, уходим, — зовет Гастон, не позволяя досмотреть спектакль о наших похоронах. — Когда прибегут сердобольные, нас не должны здесь увидеть.

Мы устремляемся к машине так быстро, что ветка оставляет на мой щеке царапину, запрыгиваем внутрь и уезжаем прочь. Прочь. Прочь! С выключенными фарами, наезжая в темноте на камни. Всполох света от взрыва достаточно яркий, чтобы его не пропустил никто, и в окнах ближайших домов начинает загораться свет. Тогда я внезапно вспоминаю, что и в особняке могут оказаться люди.

— А где Эрик? Странно, что он так и не объявился. В конце концов, кто как не он, получается, шпион комиссии?

Гастон усмехается, затем еще раз, и только после этого позволяет себе широкую улыбку.

— Я не удержался и немножко отомстил, — фыркает он. — Эрик так хотел облизать задницы нашим главным, вот пусть теперь с их посланниками возится. Я велел ему начать со складов с оружием, то есть они очень далеко. А как вернутся, пусть объясняет, куда мы пропали, как получилось, что он проморгал побег и так далее. До конца жизни буду переживать, что не увижу выражение его лица при этом.

Усмехнувшись, качаю головой и живо представляю, как бедный Эрик втягивает голову и в плечи и заикается. Благо, у меня отличное воображение.

Когда машина покидает странный, криминальный городок, въезжая в уже знакомый темный туннель деревьев и временно удаляясь от границы с Канадой и чудесного спасения, мое сердце впервые замирает от счастья. Потому что я ждала этого момента всю свою сознательную жизнь, и дождалась… Мы почти скинули с себя эти проклятые путы. Осталось не больше суток, и все будет кончено.

Граница с Канадой

— Добрый день, можно ваши документы? — скучающим тоном спрашивает пограничник, едва взглянув на скучную парочку в машине.

Дабы стать менее приметными, мы приняли меры. Гастон нацепил на нос очки в черной оправе, которые ему совсем не шли, и фермерскую рубашку в клетку, а я стерла макияж, скрутила волосы в неряшливый хвост и надела платье в цветочек. Ни дать ни взять безобидные жители глубинки.

— Выйдите из салона и откройте багажник, — сверив нас с фотографиями документов, велит сотрудник.

Правда дальше случается легкий конфуз, когда оказывается, что и Гастон, и я выше представителя правопорядка, что автоматически записывает нас в разряд подозрительных личностей. Но мы очень стараемся выглядеть милыми: держимся за руки, я негромко восхищенно щебечу о первом заграничном путешествии, а Гастон кивает с глуповатой улыбкой. В итоге, окинув нас неприязненным взглядом трижды, мужчина осматривает пустой салон автомобиля и наши вещи, затем направляется к багажнику и заглядывает внутрь. Признаться, за это я не переживала: думала, вычистили все, причисляющие нас к подозрительным субъектам, но оказалось, что Гастону просто необходимо пройти по лезвию ножа.

— Мистер Олафсен, вы можете объяснить, зачем везете с собой рога? — спрашивает мужчина, выныривая из багажника и доставая злосчастный подарок мэра Андерсона. Я оборачиваюсь к Гастону, взглядом спрашивая что он творит. Я понимаю, что позлить меня — дело святое, но переть с собой рога… это перебор!

— О, простите. Совсем из головы вылетело, — хлопает себя по лбу куратор. — Не могли бы вы отправить их в подарок моему другу. Это в США. Он обязательно оценит, ему такие вещи очень по душе. Ух, какой же я невнимательный! Можно оставить вам адрес?

Усаживаясь в машину, рядом с куратором, я ужасно на него злюсь. И когда мы отъезжаем от границы на достаточное расстояние, чтобы никто нас уже не нашел, начинаю допрос:

— Что это было?

— Так нужно, — отвечает он.

— Зачем ты отправил рога в штаб Нового Орлеана? Гастон! — Да, разумеется, я подсмотрела, кому это Гастон вздумал адресовать презент.