Заставь меня ошибиться - Страница 99

— Йохан! — огрызается он. — Если мои родители услышат, как ты зовешь меня Гастоном, будет много вопросов, на которые отвечать придется тебе одной.

— Серьезно? — усмехаюсь. — И что же ты им скажешь? Что все эти годы одуванчики собирал.

— Я скажу правду, что занимался пластической хирургией. Поверь, солнце мое, они не станут спрашивать подробнее. Родители мечтали, чтобы я стал светилой медицины, а не грудь увеличивал. Вот почему мы разругались и не общались двадцать лет.

— И ты думаешь, из отношение с тех пор изменилось? — спрашиваю куда мягче.

— Не знаю, — напряженно отвечает он с секундной заминкой. — Просчитывать людей, когда дело не касается тебя самого, куда проще.

Пару минут мы едем по дороге в молчании, занятые своими размышлениями и грядущем. За последние сутки столько всего изменилось, что и не знаешь, с чего начать разговор. Мы почти не говорили ни о чем серьезном, обмениваясь короткими репликами, преимущественно колкими, пытаясь притереться и приспособиться к странной правде: мы втроем вместе покидаем прошлую жизнь и собираемся начать все с нуля. Причем в Норвегии, которая мне, например, кажется краем мира. Но справедливости ради надо сказать, что меня всегда тянуло на север. Мне нравилось жить в Сиэтле, мне могла бы понравится и в Мичигане, если бы не задание… Может быть, и Норвегии приживусь?

— О боже мой, смотри, — выдыхаю, указывая сквозь окно.

— Что?

— Остановись! — велю и, едва машина тормозит на обочине, вылезаю из нее.

Огромные белые хлопья снега падают с неба и укрывают землю пушистым одеялом. На глазах все становится белым-белым, словно в сказке, и волшебство разливается в воздухе, заставляя поверить в невозможное.

— Мы правда это сделали? — шепчу, услышав позади легкий хруст снега под ногами куратора. — И этот кошмар закончился? И мы свободны?

— Именно так, — отвечает Гастон и обнимает меня сзади. — Дыши глубже, вдыхай свою свободу, к которой так рвалась. Нравится?

Вывернувшись из его рук заглядываю глаза и, прищурившись, улыбаюсь:

— Очень.

Эпилог

Вашингтон, округ Колумбия

Они чинно поправляли манжеты строгих белых рубашек, принимая наиболее выгодные позы, выбирали лучшее оружие в битве за себя и свою точку зрения. За долгие годы совместной работы они изучили все методы друг от друга и прекрасно знали, чего ожидать от противников. Да, именно так: противников. Союзников члены комиссии не имели. Они привыкли не доверять никому, кроме себя. Но их связывал секрет, идея, детище, если угодно, которое внезапно отрастило зубы и стало проблемой. В одиночку было не справиться, а потому сотрудничество продолжалось. Годами.

— Итак, я предлагаю начать, — сказал один из мужчин. Ему, как самому старшему, позволяли вести собрания. Иной иерархии в комиссии не существовало. Эти люди строго следили за тем, чтобы никто не посмел назваться или даже вообразить себя лидером.

— Принимается, — кивнула седовласая дама, поправляя нитку жемчуга в вырезе блузки.

— Как нам всем известно, бюджет, отведенный на проведение поисковых работ в озере исчерпан, и мы можем с чистой совестью заявить, что все сохранившиеся фрагменты тел уже были обнаружены, — постучав по отчету, сказал старик, взявший слово. — Среди них заспиртованная селезенка Элизабет Дженнсен и кровь Йохана Олафсена. Больше мы ничего не найдем, поскольку, согласно записям таможенной службы, эти люди покинули страну две недели назад. Потому, предлагается сделать заявление для прессы и покончить с этим.

— Прессы? — устало спросил мужчина с противоположного конца стола.

— Именно прессы. Все в городе контрабандистов знают, что погибла блестящая супружеская чета. Молчание будет выглядеть как минимум странно.

— Блестящая, — фыркнула женщина, недвумысленно выказывая свое отношение к происходящему.

— И тем не менее, — парировал выпад старший. — Мы обязаны официально объявить о кончине мистера Гастона Сайтена и миссис Таи Эверс Сайтен по центральному телевидению. Кто возьмет на себя обязанность написать речь? — Он не без труда вытянул шею, чтобы видеть всех коллег. Энтузиазмом не горел ни один.

— Я, — наконец, неохотно согласился полноватый мужчина. Хитрый и умелый, он был самым сладкоречивым среди них. Все надеялись, что роль информатора общественности достанется именно ему. — Каков должен быть посыл?

— Что мы самые умные и умелые, конечно, — усмехнулся старший. — Ни слова о том, что эти двое сбежали. Они погибли, и никак иначе.

— А дальше? Дальше что? — поторопила дама, едва опасность отчитываться перед репортерами миновала. — Мы что, там и позволим Олафсену сбежать со своей…

— Позволим? — прервал мужчина. — Они уже ушли, пока мы ковырялись в этой запутанной истории. И давайте не выражаться, хотя бы из уважения к присутствующим.

— Но это ни в какие ворота! — Дама откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Уголки обрюзгших губ опустились, сделав ее похожей за злобную жабу.

— Ни в какие ворота то, что нас обвели вокруг пальца, как детей, — подал голос мужчина с противоположного конца стола. — Но будет куда хуже, если об этом узнают. Что за службы станут сотрудничать с нами, если поймут, что мы упустили двоих опасных преступников? Какой ажиотаж поднимется! Это конец нашей политической карьере, это конец всему! Да нас самих посадят! — Мужчина даже ударил ладонью по столу. — Эти два человека должны стать мертвы для нас точно та же, как и для всех остальных!

— Однако мистер Олафсен вовсе не преступник, — возразила женщина. — И очень прекрасно осведомлен о нашей работе. Ему могут поверить.