— Это все прекрасно, но нет ли чего-то… особенного?
В этот момент самообладание мисс Дежаржин дает сбой, и она бросает на мэра затравленный взгляд. Ну а тот, полагаю, предполагал такое развитие событий и не тушуется:
— Все в порядке, дорогая, принесите, пожалуйста, шубу из меха черно-серебристой лисицы.
Та поджимает губы, но, кивнув, подчиняется. А я, наконец, получаю возможность отдышаться и прижимаю к раскрасневшимся щекам ладони. То, что в мехах было не холодно — слабо сказано.
Мэр, тем временем, многозначительно заявляет:
— Надеюсь, что вы понимаете: такой товар доступен только особенным людям?
А слышится намек на то, что только находящиеся в этой комнате должны знать о происхождении мехов. Остальные — нет. И моя догадка только подтверждается, когда мисс Дежардин приносит свой «особенный» товар. На вещице нет никаких намеков на производителя или поставщика. Ее история — чище не придумать.
И она, бесспорно, прекрасна, но какова цена такой прелести? Я не о тысячах долларов сейчас говорю, а о моральной стороне, о риске, если угодно. Всего лишь для того, чтобы какая-нибудь красавица могла заполучить себе в лапки прелестный трофей, множество людей нарушают закон и причиняют боль своим близким.
Знает ли о контрабанде рыженькая Кили? И если нет, то что будет, когда узнает?
— Да, то, что нужно, — не скрывая восхищения, говорит Гастон, вынуждая меня встретиться глазами с его зеркальным двойником. Я молчу, но для меня эта шуба не более, чем улика. Ни малейшего желания в ней красоваться…
Красиво, конечно, я же не слепая. Мех переливается, стекает по фигуре, так и умоляя нарушить закон и все данные себе заветы. Стать самой неотразимой с его помощью… Но я лучше всех знаю, что это того не стоит. Если Рик не стоил встречи с комиссией, то уж какая-то шуба и подавно.
— Тебе нравится? — тем не менее, подыгрываю куратору, перебирая пальцами черно-серые волоски, на которых красиво играет свет.
— Безумно, — сверкает глазами Гастон, заставляя меня отчего-то покраснеть. — А тебе?
— Она великолепна.
— Значит, берем.
Хлопнув в ладоши, Гастон отставляет бокал и решительно поднимается с софы и достает из кармана платиновую карточку. Это вынуждает мисс Дежардин напрячься, подобно струне.
Мэр очень хотел, чтобы расчет был наличным, но нам это было настолько не на руку, что пришлось его уломать. Отчасти поэтому он долго думал и тщательно нас проверял.
— Послушайте, мистер Сайтен, — вдруг вкрадчиво говорит мэр. — Поскольку мы оба знаем, что наша сделка не совсем… типичная, вы не будете против перевести необходимую сумму на… особенный счет?
— Я внимательно вас слушаю, — снисходительно бросает куратор, а у самого от предвкушения аж глаза блестят.
— Я имею в виду фонд покерного турнира, — добавляет мэр, явно не без опасений открывая все свои карты.
— Покер? — вполне натурально удивляется Гастон, но очень «своевременно» находится. — Только если получу на него приглашение.
После этого Андерсон вынужденно смеется, но без колебаний протягивает руку для пожатия:
— Ну разумеется, никаких вопросов. Приглашение будет на этой же неделе.
— Зачем тебе настолько понадобилась эта картина? — спрашиваю Гастона, пристраивая раму в коридоре особняка.
— Поправь меня, но, если уж отдавать ее, так не за копейки, которые он собирался предложить. Здоровая конкуренция.
В этом есть смысл, но верится слабо.
— То есть ты набивал цену, и все?
— Я сказал тебе, что был бы счастлив иметь у себя эту работу, — издевательски кланяется Гастон. — Считаешь своим долго отказать мне еще раз?
Поморщившись, прячу глаза.
— Думаешь, мэр спит с этой Дежардин? — перевожу тему и понижаю голос, потому что Мэгги бродит где-то по дому со щеткой и тряпкой для пыли. Никогда не угадаешь, из-за какого угла вынырнет.
Не знаю, что со мной такое, но если бы я получила очевидное доказательство недобросовестности мэра, то мне было бы легче пытаться посадить его за решетку. Наверное, дело в Кили, в их семье. Они кажутся такими милыми вместе. Я даже привыкла к холодным глазам Имоджин. Мало ли! У кого-то родимое пятно на лице, а у нее вот взгляд колючий. Да, я знаю, глаза — зеркало души, но те же солистки — редкостные милашки… и только поступки подсказывают, что все это яйца выеденного не стоит.
— Спит, если есть хоть капля разума, — пожимает плечами Гастон. — Предать любовника в сотню раз сложнее, чем постороннего человека. А у нее, так более, такой отчаянный вид, будто и за соломинку ухватится.
Он вешает плащ на крюк и не видит, но я вздрагиваю всем телом. Правильно, стареющая красавица со станом тонким, как у девицы, и руками пожилой женщины может позариться и на женатого, нечистого на руку мэра. Особенно если он дарит ей часть дохода от своих темных делишек. Меня мучают те же мысли. Год, два, а что дальше?
А ты, Гастон, не потому ли ты предложил мне переехать в Новый Орлеан?
Что ж, я не буду развивать тему внебрачных связей Андерсона или своего сходства с загадочной дамой с французским именем и, полагаю, канадскими корнями.
— Гастон, — зову, старательно вытряхивая из головы лишние мысли и жду, когда он обернется ко мне. Заглядываю в непроницаемые светлые глаза и спрашиваю: — То есть на этом все? Я о задании. У нас есть шуба как улика, есть банковский счет фонда… И диктофонная запись, конечно…
Но, вместо ожидаемой радости, слышится сухое:
— Спешишь.
— Что? — голос взлетает на октаву. — Скажи, что ты шутишь. Что еще нам нужно? Мы запросто можем уже сейчас отправиться доказательства спецслужбам и…