Выслушав не без веселья речи мэра, я уже думала — все, но вдруг позвонила миссис Лайт. Она назвала нас разрушителями судеб, фанатично выпалила, что правосудие восторжествует, а затем бросила трубку. Я ей не мешала, но, расстроившись, чуть не выбросила уже начатое письмо-ответ для Винса Лайта. Не из-за его матушки, конечно, а от отчаяния. Фактически, то, что мэр нас прикрывает, лишь подчеркивает проблему дифференциации: смотрите, они особенные. И любви это нам не добавит. Пора признать, что снискать расположение общества нам навряд ли удастся. Смиримся. Благо, прицел на городскую верхушку, с которой отношения пока не испорчены.
Эти события я перебирала в памяти по пути в аэропорт. Пока Гастона не было, задание будто искусственно стояло на паузе, и мы с Лео сдерживали его ход, как могли, но это неправильно. Машина уже едет с горки, и если мы хотим проехать как можно дальше в рекордные сроки, то не нужно давить на тормоз! Как же все не вовремя случилась Ив… Да и мы с Гастоном тоже не вовремя свою игру затеяли. С ума сошли, видимо. Нужно думать о другом, а я кусаю губы от предвкушения в одной лишь надежде, что под помадой не будет видно покраснений…
И платье надела красивое. Очень красивое, памятуя о том, что Гастон хотел видеть меня утонченной… А я хочу, чтобы ужасно чувство неизвестности испарилось.
Что мне сегодня скажет куратор? Или он уже передумал? Может, и к лучшему, если передумает. Из-за него я уже собирала себя по осколкам однажды.
Прошлое расставание меня сломало. Перестроило всю мою систему на один лишь рефлекс: не допустить боли снова. Я уже говорила, что если бы не приказ комиссии, я бы никогда не осмелилась приблизиться к Гастону. Я наблюдала бы издалека, поклонялась, спорю, лучше слушалась бы приказов… С другой стороны, была бы полностью от него зависима, доверяла бы его суждению больше, чем собственному. Именно этот болезненный разрыв, заставивший меня избегать Гастона на протяжении десяти с лишним лет, научил меня самостоятельно думать и действовать. Возникавшие рабочие проблемы я решала своими силами. Иногда очень сложно и тяжело, но… я научилась нести ответственность за собственные действия и решения. И сейчас, когда я вынуждена полностью подчиняться приказам куратора — даже в мелочах — это оказывается на удивление сложно. Солистка — не командный игрок. Даже если приходилось работать в команде, темп задавала я. А сейчас лидирует Гастон. У него своя тактика, свои методы, и чтобы с ними примириться, нужно время… вот почему я ослушалась и пошла к Винсу Лайту. На любом другом задании у меня не было бы поддержки всемогущих адвокатов и штаба, готового выполнить любой каприз в ущерб сну и отдыху. На любом другом задании я бы выкручивалась, как могла, как в последний раз…
Например, второе мое задание было адом. Меня выдернули из Лос-Анджелеса, где мы с Арчи проектировали стадион, и перекинули в Техас… Нет, не Техас, а Чертов Техас. Дело о стероидных напитках, в которые на производстве добавляли запрещенные препараты. Я тогда впервые осталась полностью одна. Без Арчи, без поддержки команды… И я была слишком молода, неопытна и обыкновенна, чтобы большие боссы обратили на меня внимание с одного взгляда, ткнули пальцем и сказали: вот она, ее-то мы и ждали всю жизнь. Они летали на другой высоте. Я билась о закрытые двери их приемных два месяца, но раз за разом проваривалась. И все равно не звонила Гастону и не жаловалась. Хотя писать письма о том, что результата нет, было весьма унизительно. А потом встретила журналиста, который тоже искал доказательства. Он был куда более простым парнем, очень классным. То, что я была вынуждена воспользоваться его расположением, чтобы сдать боссам и обратить на себя внимание, я считаю самым отвратительным поступком в жизни. Даже когда влезла в окно с Риком, я была скорее пассивным наблюдателем, а здесь… Но я не знала другого способа выполнить задание, мой бюджет был ограничен, из активов только шпильки да мини-юбка. Единственное, что оказалось в моих силах — проследить, чтобы он удачно устроился в жизни, пройдя программу по защите свидетелей. Для этого пришлось чуть-чуть поднажать на Гастона, но он мне это позволил, потому что иного способа избежать взрыва не существовало.
Это было восемь с половиной лет назад, тогда я стала настоящей солисткой. А теперь вынуждена вести тайную переписку с Винсом Лайтом вместо того, чтобы прийти и переговорить лично, так как куратор не дает добро….
Гастон сразу замечает меня в толпе и быстрым шагом направляется ко мне. Он бросает спортивную сумку прямо на пол и, обхватывая руками шею, прямо поверх волос, целует. Будто год не видел, а не два с небольшим дня. И я бы соврала, если бы сказала, что хочу разбираться в его мотивах… Он ведь сказал, что хочет продолжения, значит, какой-то процент нашего поцелуя… честен.
— Поехали домой, — тихо говорит Гастон, едва отрываясь от моих губ, обжигая их словами.
Я чуть хмурюсь, надеялась, что он скажет мне все на месте, как и обещал, но ничего не говорю, просто веду куратора к машине и открываю багажник, дожидаясь, чтобы он бросил туда сумки. Однако Гастон не спешит, стоит, забросив сумку на плечо, и разглядывает меня сквозь солнцезащитные очки.
— Ты сегодня потрясающая, — говорит он.
— Всего лишь платье и туфли, — пожимаю плечами, ничуть не кривя душой.
— Но они для меня, — парирует Гастон, и с этим не поспоришь. Наряжалась я, думая о нем.
— Для тебя, — киваю, старательно скрывая эмоции, а их очень много.
Я так долго прятала от куратора себя настоящую, что сейчас, озвучивая мысли, чувствую себя голой.