Заставь меня ошибиться - Страница 53

— Я пришла из-за рогов.

— Что? — переспрашиваю, подумав, что ослышалась.

— Именно из-за такой реакции я решила своим долгом предупредить, — вздыхает рыженькая, деловито поднимая палец. — Папа собирается торжественно вручить вам рога на юбилее Имоджин, полагаю, вам стоит к этому подготовиться.

— То есть Гастона позовут на сцену при всем городе, — повторяю недоверчиво, — и вручат рога?

— Точно, — широко улыбается Кили.

— И это символ почета?

— Раз передает рога мэр лично, то, полагаю, да — почета.

— Может быть, кофе? — вспоминаю, что общаться на пороге очень невежливо, даже если разговор о рогах…

— Если только быстро, — взглянув на часы, соглашается Кили. — Я относила документы в мэрию, если заметят, что задержалась, конечно, не уволят, но могут отчитать.

На Кили розовый костюм. Намеренно старомодный, но ей вообще идет ретро. Наверное, все дело в том, что дочка мэра мне нравится. И уже не хочется звать ее отчаянной домохозяйкой. Подкупила мне душевность этой девушки…

— А мистер Сайтен… — начинает Кили, заглядывая в гостиную, и по легкому испугу в голосе, я понимаю, что Гастон произвел на нее впечатление. Возможно, не в романтическом смысле, но вне всяческих сомнений. В отличие от Лео, о котором даже не вспомнили, — подмечаю не без злорадства.

— Гастон сейчас направляется в Новый Орлеан, там какие-то дела. Лео повез его в аэропорт.

— Поняла, — кивает Кили и, кажется, даже с облегчением. Видимо, общество нашего куратора для нее стеснительно. Наверное, ауру власти почувствовала.

Мэгги охотно выбирается из своего укрытия, как только понимает, кем является наша гостья. Видимо, Кили нравится и ей, потому что она, наконец, возвращается к прежнему режиму общения и выкладывает той, как на духу, все последние новости, которые из-за изобилия незнакомых имен для меня все равно, что белый шум. Дочка мэра тоже это понимает и, едва-едва успевая кивать, с раскаянием на меня поглядывает. Но внезапно экономка наклоняется ближе и громким шепотом произносит:

— Кили, попросите Таю показать мастерскую. Там такая изумительная картина. Я зашла недавно, чтобы пыль стереть, и просто обомлела!

— Это вы о дворике? — уточняю.

— Маки тоже красивые, — тут же тушуется экономка.

Наверное, после Винса Лайта она решила, что мы можем ее съесть. Приходится уверить экономку, что я ничуть не обиделась ни за себя, ни за Арчи. А чтобы подтвердить добрые намерения, вести Кили в мастерскую.

— Когда же вы успели написать картину? — удивляется дочка мэра.

— Когда поругалась с Гастоном, — смеюсь, распахивая дверь. — Скандалим мы виртуозно.

Рыженькая входит в мою мастерскую, не переставая улыбаться, и на некоторое время замирает на пороге, осматриваясь. Да, в комнате есть что посмотреть: там столько разных мелочей (моих и не только), что описать обстановку можно только одним словосочетанием: высокохудожественный бардак.

— Обе ваши? — спрашивает рыженькая, бегло осмотрев обстановку и остановившись перед картинами. Их она, как раз, изучает долго.

— Нет. Маки писал мой учитель.

— Он тоже из Нового Орлеана? — вопрос из разряда тех, которые безобидные, но попадают точно по больному.

— Был. Его уже нет, — пытаюсь улыбнуться и не выдать свою грусть, но не получается.

— Мне так жаль, — искренне говорит Кили.

— Эту картину забрал Гастон чуть с руками не вырвал у другого претендента, — перевожу разговор в более веселое русло.

— Он тоже знал вашего учителя?

— Да. Они были друзьями. Вообще-то, это Арчи нас познакомил.

— И что было дальше? — лукаво спрашивает Кили.

— Я посчитала его старым.

Кили начинает хохотать, а я отворачиваюсь, немного смутившись от того, что вынуждена ей врать. С другими людьми меня совесть не мучает, но Кили такая открытая девушка… Однажды она узнает о нашей лжи, не сломает ли ее это? Я бы не хотела…

— Так значит, это он вас добивался. Романтично!

Даже если Гастон и романтичен, то только на свой собственный извращенный манер. Поцелуи в кресле, откровения в аэропорту… Все настоящее спрятано от чужих глаз, дабы этого не опасаться, не стыдиться. Слабости губительны… Не вдруг вытащишь на поверхность. Да, слежка комиссии здорово нас покалечила. Гастона, боюсь, больше всех. Я не думаю, что он был таким холодным и собранным всегда, или резал людей словами вместо скальпеля. Пусть я и не знала настоящего куратора достаточно хорошо раньше, с уверенностью могу сказать, что он был другим.

— Наверное, я его не рассмотрела то. Только спустя годы случайных нечастых встреч начала понимать, каков этот человек на самом деле, — улыбаюсь грустно. — А он хороший.

И вот это, как раз, не ложь.

— Разница в возрасте с годами стирается, — пожимает плечами Кили.

Она права. Теперь я уже не смотрю на Гастона, как на всезнающего и всемогущего. Восхищаюсь, но не слепо, а совершенно осознанно. Не потому, что хочется, просто иначе не получается. За поступки, а не из-за необходимости дать определение себе.

— Если захотите продать эту картину, уверена, папа ее с удовольствием повесит в каком-нибудь музее. А может и дома. В любом случае это значительно лучше половины всего, что там имеется. Ой… — восклицает Кили, внезапно осознав, что выразилась о моем творчестве не очень корректно.

Рассеянно улыбаюсь ее извинениям, а сама мысленно вздыхаю. Ведь дворик получился неплохо… правда неплохо.

После того, как Кили покинула наш дом, мне позвонил мэр. Он надеялся застать Гастона, но, поскольку тот на время полета отключил телефон, Андерсон с ним связаться не сумел и решил уместным извиниться передо мной. Оказывается, он понятия не имел, кого именно назначили расследовать происшествие на стройке, недоследил, и ввиду явного конфликта интересов велел отстранить Фроста и провести разбирательство по данному вопросу. А еще мэр, конечно, ничуть не настаивает, но неплохо бы намекнуть моему мужу, что он ни при чем, и надеется на отсутствие обид и на незыблемость договоренностей…