Заставь меня ошибиться - Страница 50

— Как задание Ив?

— Да. Задание Ив… — вздыхает куратор. — Они сразу выдали мне характеристику объекта как человека агрессивного. Такие задания попадаются редко, но бывают. Основных требований к исполнителю пришло два: опыт и стрессоустойчивость. И, что самое противное: в рамках задания девушка не должна работать. Представляешь, как затруднен контакт с человеком, который находится, скажем, в номере отеля под камерами и с охраной двадцать четыре часа в сутки? Самоубийственный проект.

— И следовало назначить меня?

— В таких случаях, бывает, комиссия вписывает исполнителя карандашом. — Гастон смотрит на меня в упор, и даже не нужно следующих слов, чтобы понять, кого вписали.

— И об этом знали?

— Это закрытая информация, но на тот момент несколько девочек… — Он поднимает руку и, будто в попытке успокоить, проводил ею по моим волосам. — Две подряд… выбыли. И твоя авария сразу за ними.

Я вздрагиваю и отвожу глаза, подавляя желание увернуться от его ладони как символа примирения. Не могу это принять.

— Оставались вы с Ив.

— И почему ты назначил не меня? — Пытаюсь контролировать голос, но он все равно подводит и получается резко.

— Это было спустя шесть месяцев после операции, тебя можно было назначить. Но я солгал. Про медицинские показатели.

— Почему?

Он пожимает плечами и некоторое время мрачно смотрит вдаль, пока я мучаюсь предположениями.

— Когда я взял тебя в команду, тебе было всего шестнадцать. Ни до, ни после я не брал в команду детей. Это слишком большая ответственность и совершенно другие ощущения. Думал, что к такой жизни проще приспособиться, если перед этим был чистый лист. В итоге мы с наставниками не могли смотреть друг другу в глаза из-за ощущения, что издеваемся над ребенком. И это странным образом не прошло.

— Чувство вины? — бормочу задумчиво. — Это на тебя не похоже.

— Я с тобой согласен. Не характерно. Но когда Арчи назвал меня педофилом — проняло.

— Арчи назвал тебя педофилом? — не сдержавшись, начинаю хохотать.

— Так точно, — шутливо кланяется Гастон.

— Мне же было восемнадцать…

— А вела ты себя как четырнадцатилетняя дурочка. Из штаба сбежала, коленки разбила и не переставая хлюпала носом, пока я заклеивал их пластырем. Кот из Шрэка удавился бы от зависти, едва взглянув на тебя тем вечером.

— После этого ты накачал мне скулы филерами, скрыв эффект оленьих глазок?

— У меня не было выбора. Есть абсолютно ванильные девочки, которым идет трогательно-невинный вид, но тебе — точно нет, и я лишил тебя дурной привычки воздействовать на окружающих неподобающим образом.

— Я и была овцой на заклание! — возмущаюсь я.

— Никогда не была, — ничуть не смущается Гастон. — К тебе никто и никогда не был жесток. Ив еще может предъявить мне подобную претензию. Ты — нет.

— Серьезно? Ты хоть представляешь, как мне было дико узнать, что всю свою жизнь я должна буду спать с людьми, которые нарушили закон? Меня никто даже не пытался подготовить к подобному. Я только вышла из класса, где учила французский, как вдруг узнаю, что на меня примеряют роль не дрезденской статуэтки, а Маты Хари! Естественно я надеялась, что ты меня хоть как-то успокоишь. Естественно, смотрела, как затравленный зверек и ждала объяснений. Я же тебе доверяла…

Откровение повисает в воздухе и прерывает удивительно мирный диалог. Я даже не подозревала, что однажды мы с Гастоном усядемся в одно кресло на двоих и обсудим, как все было. Не это ли означает, что мы отпускаем прошлое? Несколько секунд назад я бы сказала, что да, но фраза-признание все испортила, и теперь мы просто сверлим друг друга взглядами, понимая, что это странно: мне не следовало верить Гастону даже в прошлом, ему не следовало чувствовать себя передо мной виноватым. Выход из берегов профессионализма поставил каждого из нас под удар. Свой я уже получила, а как насчет Гастона?

Не уверена, что именно он делает первое движение, но внезапно наши губы встречаются и, в отличия от прошлого раза, этим не ограничивается. Тягучий, сладкий поцелуй, не ускоряющийся, без языка или намеков на продолжение. Последнее обстоятельство вызывает двойственные чувства: облегчение, смешанное с разочарованием. Жадное до ласк тело, конечно, жаждет всего — как и всегда, но умом я понимаю, что не готова. Один раз мы уже сгорели во вспышке, и даже пепла взаимопонимания не осталось. Я не хочу того же смятения и исступления. Есть причины, по которым люди сначала разбираются, что к чему, а потом оказываются в постели. По крайней мере, если не планируют разойтись после секса в разные стороны. Мы точно не сможем.

Я отрываюсь сама, с трудом, едва обнаружив, что дыхание сбилось, и вытаскиваю из пальцев Гастона стакан с виски.

Смыть его вкус, хоть немного прийти в себя.

Огонь разносится по внутренностям, заставляя на время зажмуриться и закрыть рот рукой. Но оказывается, все усилия тщетны:

— Останься сегодня со мной, — говорит куратор, отбирая у меня опустевший стакан и убирая его подальше. — После всей этой истории мне тошно, а когда я тебя целую — забывается. И мы оба знаем, что задание закончится именно этим. Я бы предпочел расставить все по местам сегодня.

На мгновение у меня перед глазами проносится бледное лицо Ив с огромными испуганными глазами, затем — расчерченные прутьями тюремной решетки отсветы ламп, холодный спертый воздух камеры будто уже дует в лицо… Если членам комиссии не понравится наша сближение, они легко смогут обеспечить мне полный букет ставших явью кошмаров. Но мне отчего-то не страшно. Я почти забыла, каково это — не бояться. С тех пор, как Гастон обрезал пуповину, связывающую меня со штабом и им самим, я почувствовала себя человеком, выброшенным в открытый космос. Нет ни ориентиров, ни направлений. Только страх никогда не вернуться назад… А ведь каждый раз, закрывая двери нашего с Гастоном «класса», который располагался, порой, в самых неожиданных местах, я ощущала себя внутри пузыря, куда не проберутся монстры. Я верила, что он поможет, поддержит, не даст в обиду… Сегодня я узнала, что прошло одиннадцать лет, но этот своеобразный уговор, по которому он спасает маленькую Лиз от демонов, до сих пор в силе. Даже если бы я не хотела еще раз окунуться в иллюзию защищенности, как я могла сказать ему «нет»?