— Я видела, как ты варил кофе в кофейнике, — говорю мстительно, перебирая баночки с разноцветными пряностями, которые предлагается добавить в горячий напиток.
— А ты дурным примером не руководствуйся, — ничуть не тушуется куратор.
— И получалось прилично.
— Здесь как в искусстве, Тая: сначала осваиваешь технику, а потом начинаешь от скуки и лени предаваться разного рода извращениям.
Коротко взглянув на Гастона, который явно ждет реакции на слова с подтекстом, я лишь фыркаю. Он наказывает нас за длинные языки, это понятно. Но один раз покраснела — и хватит.
Из всех специй, коих у нас на кухне ужасающее множество (наверное, Мэгги постаралась), я выбираю имбирь. Помнится, во времена первого задания в Нью-Йорке я жила в многоквартирном доме, на первом этаже которого располагалась кофейня. И мы с Арчи часто туда захаживали. Обсудить, потрепаться, накидать очередной макет… За время посиделок перепробовали все виды кофе и пришли к выводу, что с имбирем он сочетается лучше всего.
Кстати, сделав первый глоток того, что вышло из-под моей руки сегодня, я начинаю в этом сомневаться.
Пока Гастон и Лео обсуждают тактику поведения с мэром и судьей, что меня не касается, я с тоской смотрю на улицу через окно. На ярко-зеленую, умытую дождем, листву и алые фары машин. Красивое сочетание цветов, я бы нарисовала из них картину. Например, вместо похода по домам местных матрон…
— Сегодня меня не ждите, — решаю их уведомить. — Я чиню крыши и бреши в заборах. По всему городу.
Многозначительная пауза.
— Зачем? — удивляется Лео.
— Пытаюсь установить контакт с местными чудаками.
Именно в этот хлопает входная дверь, извещая нас о приходе Мэгги. На этот раз она тиха, как мышь. Молча возится в прихожей, напоминая о недавнем охлаждении в своем отношении к работодателям.
— Можешь начинать, — хмыкает Лео.
— Осторожнее с ней, после обработки миссис Лайт она сама не своя, — предупреждаю тихонько.
— Честное слово, эта история мне уже поперек горла, — раздраженно говорит Гастон. — Разберусь с Ив — никому из местных мало не покажется.
— Знал бы ты, как я мечтаю на это взглянуть, — фыркаю, скрещивая руки на груди. Ненавижу сидеть и чего-то ждать, сама бы ни за что не выбрала такой способ достижения цели.
— Ты на машине? — спрашивает Лео с надеждой.
— Да подавись ты своей колымагой, я теперь независима, как декларация 1776 года.
Они начинают смеяться над моими словами. И поскольку экономка появляется именно в этот момент, она несколько смущенно оглядывает нас, не понимая причин веселья.
— Доброе утро, Мэгги, — говорит Гастон. — Хорошо отдохнули?
Не знаю, что он замыслил, но меня аж передергивает от такого тона…
— Прекрасно, мистер Сайтен, — отвечает экономка опасливо поглядывая на нас.
— Чудесно, — отвечает он и, постучав, по столу, спрашивает: — Тая, ты сейчас собираешься?
— Да, покореженные заборы нуждаются в моем внимании.
Он улыбается, а потом поднимается из-за стола.
— Пойдем, я тебя провожу тебя и займусь делами, — и, взглянув на часы, добавляет: — Наши адвокаты как раз должны подтянуться в офис.
Грамотно он закинул удочку… Мэгги бледнеет, как призрак. Миссис Лайт может сколько угодно возмущаться, но человек, который может себе позволить такой особняк, как наш, должен иметь лучших адвокатов по всем городе. И они у нас есть.
Как и обещал, куратор помогает мне спустить велосипед по ступеням крылечка, а затем выкатывает на подъездную дорожку. Я же пытаюсь не очень явно демонстрировать свое воодушевление. Интуиция подсказывает, что только что мы сдвинулись с мертвой точки, и теперь задание покатится, как снятая с ручника машина — с горки. В какую сторону — вопрос, но точка перегиба пройдена, и дальше пойдет легче: куратор дает добро на решительные действия. Это по мне. Быть приятной и располагающей, как хищный цветок, поджидающий муху, — не для меня. Я предпочитаю американские горки с конечной станцией «сущий ад». Этому городу необходима хорошая встряска, и мы ее только что пообещали.
— Не сияй так. Обычно при упоминании адвокатов люди не радуются, — усмехается куратор и прислоняет велосипед к забору дома. А потом зачем-то начинает натягивать мне на голову дурацкий маленький капюшон куртки — из разряда тех, которые не идут никому.
— Прекрати, — начинаю отбиваться от рук Гастона и пытаться убрать с лица волосы.
— Ты вся промокнешь уже через десяток футов и станешь напоминать пугало. Я выбирал себе красивую жену не для этого.
Он улыбается, но внутри меня холодно-холодно от таких слов.
— Все пытаешься дотянуть меня до идеальности? — спрашиваю. И, отмахнувшись: — Забудь. Я приму твои пожелания к сведению. А пока попробую совместить приятное с полезным и узнать что-нибудь о детективе Фросте.
— Спасибо, — улыбается куратор, а затем прижимает мой лоб к губам. Именно так — не наоборот. Он своего добился и теперь доволен.
Должно быть, со стороны мы смотримся милее некуда, но едва выдержав необходимую паузу, я делаю шаг назад и, неловко махнув на прощание рукой, с ходу запрыгиваю на велосипед. Чертов Гастон. Что, все-таки, у него на уме?
Не думаю, что в моей жизни был день, когда бы я выпила кофе больше, нежели сегодня. Дождь полил еще до того, как я добралась до первого условленного места — дома миссис Хастингс, потому я приехала к ней настолько мокрая и несчастная, что престарелая грымза ахнула, вручила мне три полотенца, а потом налила целый бассейн кофе. Мы с ней просидели за столом, пережидая дождь, целых полтора часа, сплетничая и по очереди почесывая за ухом легендарную белоснежную леди Макбет.