Заставь меня ошибиться - Страница 90

Он это делал и раньше. Наверное, я должна радоваться, но так неприятно…

Я четырнадцать лет провела в команде преступников, но до сих пор ворочу нос, как чистюля. Поняв, что сам он не уйдет, и тут что-то личное, бегом устремляюсь к Лео, хватаю за шкирку и встряхиваю.

— Надо уходить, — говорю, стараясь не обращать внимания на занесенный для удара по моему лицу кулак.

Мне хочется думать, что он принял меня за поднявшегося соперника, хотя поставила бы на другое. Он дышит часто и глубоко, зрачок расширен, и все лицо в крови. Безумное зрелище… Пугающее.

— Эрик, — зову его по настоящему имени в попытке достучаться. — Гастон в опасности, нужно срочно его найти. Времени мало.

Его это отрезвляет и, несколько мгновений спустя мы уже бежим к машине, а у меня есть парочка минут, чтобы обдумать происходящее.

— Сейчас ты поедешь в клуб, — говорю как можно более буднично, открывая дверь. — А я подниму тревогу в штабе. Нельзя, чтобы этих хватились и начался бардак. Контрабандисты попытаются сбежать и спрятаться. Необходимо все эту свору удержать, причем как можно раньше.

Не знаю, за что небеса мне так помогают, но это идеальная возможность затеряться в хаосе. И пока Лео мчит на всех парах к Гастону, я бегу к дому, чтобы отправить фотографии, поднять переполох, а под шумок сбежать. Пока всем не до меня. Вот только…

Гастон и Лео разберутся сами, я им ни к чему. Они взрослые мужчины, куда более хитрые и умелые, чем простоватая девчонка из Вирджинии. Ничего с ними не случится. Не забывай, Элизабет, в отличие от них, тебе неоткуда ждать помощи. Этот шанс для тебя единственный. Ты не упустишь его. Не упустишь!

Гастон

Партий было сыграно всего две, и обе весьма скучные, а потом кто-то подошел, отозвал его в сторону. Нужно было предоставить возможность расплатиться желающим, то есть проиграть нужным людям. Куратор почти с умилением смотрел, как делается ставка за ставкой, растут суммы, а в уме просчитывал вероятности того, что у соперников на руках есть хоть что-то стоящее. Та была очень невелика при выпавшем прикупе.

Но пусть инструмент и был расстроен, играли строго по нотам. Некоторые даже наблюдали за турниром, скорее всего, не восхищаясь мастерством игроков, а дожидаясь своей очереди проиграть. Куратор же недоумевал: почему нельзя было без дополнительных церемоний запереться в дальней комнате и обменяться чемоданчиками наличности? А вот нет. Все старались сделать вид, что ничего не происходит. Совсем-совсем ничего. Ну и Гастон не спешил разоблачать, спокойствие ему было выгодно: чем дольше никто ничего не знает, тем в большей безопасности они находятся.

Новостей с фронта, тем временем, не поступало, и он уже жалел, что отбил звонок Лиз. Если бы были все нормально, то они бы уже написали. И, что хуже всего, Гастон не мог им позвонить: несвоевременной попыткой сообщить о товаре, Элизабет исчерпала лимит телефонных разговоров на часа полтора-два: висеть на телефоне в таком месте было слишком подозрительно. Но и унять беспокойство не получалось.

Он едва дождался вибрации мобильного и обрадовался даже сообщению, однако хороших новостей в нем не содержалось.

Лео: SOS. Еду к тебе

Без пояснений или добавлений. Гастон прочитал раз, второй и, подавляя желание выругаться, бросился на улицу, чтобы выяснить подробности. Мало того, что мальчишка оставил Лиз одну в момент опасности, так еще предоставил прекрасный шанс для побега. А она собиралась сбежать. Утешала себя надеждой, что он не видит, но налицо было все признаки: она продала картину за наличные, была слишком мила в последнее время, а еще прогнулась и согласилась на Новый Орлеан в тот момент, когда не должна была… Иногда Гастону казалось, что с тех пор, как они начали спать вместе, с ее стороны честной была только вспышка из-за Донны. Она пыталась обмануть и себя и его, что все в порядке, но обида не исчезла.

Лиз не верила ему и не поверит. Гастон это понимал. Сладких речей было много, и она пыталась — действительно пыталась, — но все же не смогла справиться с прошлым. Удар, который он нанес ей когда-то, был слишком болезненным.

Отношения с самого начала складывались неправильно. Ее жизнь рушилась, как карточный домик. Отказавшиеся родители, никчемные адвокаты, сверх меры суровый приговор… и вдруг из ниоткуда взявшийся заступник. Гастон должен был стать для нее символом надежды, чем-то светлым и недостижимым. И поначалу так оно и было: то, как на него смотрела эта девочка (куратор не мог бы назвать ее иначе), вызывало в нем желание стать лучше, соответствовать ее ожиданиям. И он пытался. Решив познакомить Лиз с Арчибальдом Харлоу — самым близким своим другом, — он почувствовал… гордость? Это было странное чувство, незнакомое. И даже если некоторое время Гастон пытался убедить себя в том, что причиной всему является успех проекта, отвоеванного у комиссии, то скоро вынужден был признать: дело не только и не столько в нем.

Иначе с его бы он с удовольствием рассматривал ее работы? Лиз об этом не знала, но Арчи нередко хвастался достижениями ученицы. И Гастон видел, как она взрослела, совершенствовалась. Как ровнее ложился штрих, отчетливее — светотени, как оживали птицы и воздвигались бумажные здания. Ее зарисовки были очень реалистичны. Лучше, чем у наставника.

— Она так тобой восхищается, что это даже забавно, — обронил как-то Арчи, и слова его были Гастону приятны.

Им много кто восхищался, но не так искренне и безусловно. Другие люди давали оценку по совершенно определенным критериям и ставили высокие отметки за приятную наружность, умение вести беседу, острый ум и безупречные манеры. А Элизабет… Наверное, дело в том, что она видела в нем то, чего не было… и чем он мечтал обладать.