С ним самим — с Гастоном — угроза потери сработала безупречно, как по нотам. Он ругал себя за предсказуемость, но все равно попался. В тот день, когда Элизабет Дженнсен впервые заговорила о побеге, лежа в реанимации, в бреду, вызванным наркозом, он впервые за всю свою жизнь стер записи с камер наблюдения вместо того, чтобы предоставить их комиссии и не сказал никому о том, что на них было. Догадался, что это не пустые сокрушения о тяжкой участи, но не стал ничего предпринимать. Позволил думать о побеге и дальше.
Вздохнув, Гастон взглянул на часы и поджал губы. Эрик и Лиз должны были уже пробраться на склад. Он ненавидел то, что оказался, фактически, без возможности им помочь.
— Мистер Сайтен, вы сегодня непривычно мрачны, — полненький, приземистый судья Праер появился будто из воздуха, по обыкновению раздражающе похлопав его по плечу. — Вам не помешает партия в покер. Я давно мечтал сыграть с вами! — воскликнул он. — Мы с мэром уже обсуждали, что с такой невыразительной мимикой вы должны быть гением блефа.
Расслабленно улыбаясь в ответ, Гастон напрягся. Зажглась тревожная лампочка.
— Теперь я боюсь вас разочаровать, — мягко отозвался он, разыгрывая удовольствие от комплимента.
— Даже не думайте об этом, полно, — отмахнулся судья. — Скорее, нас не будут ждать вечно.
Телефон зазвонил еще до того, как они достигли стола. Послав судье виноватую улыбку, Гастон взглянул на дисплей и увидел имя абонента. Принимая вызов, он рисковал. Умнее было сбросить звонок, возможно, это бы позволило и амплуа неверного мужа, но чувство ответственности за подопечных пересилило.
— Гастон, — к сожалению, ей не пришло в голову говорить потише, и он не успел вставить ни слова, как она продолжила: — Мы узнали, что в ящиках, там…
— Я перезвоню позднее, пора играть, — перебил он, опасаясь, что судья может услышать, и направился к столу.
Но тревога лишь усилилась потому, что он успел услышать слова Лиз.
Тая
Молчал не только телефон, но и мы с Лео. Слов не находилось. Передо мной стоял ящик, полный винтовок с оптическим прицелом. И это в дребезги разбивало надежду на то, что перед нами гуманитарная помощь начинающим браконьерам…
— Куда они могут поставлять столько оружия? — спрашиваю сипло.
— Ты уверена, что хочешь это знать? Может, в Африку переправляют. Думаешь, жене мэра выгодно поддержание военного конфликта и массового геноцида?
— Нет, правда, куда? — полностью игнорирую выпад коллеги: мне совсем не до шуток.
— Да мало ли придурков, которые верят в теории заговора и устраивают в домах бомбоубежища, битком набитые огнестрелом? Или таких параноиков, как мы, которые покупают пушки по спиленными серийными номерами ради душевного спокойствия?
Он говорит это легко и непринужденно, но я не верю. Боевой магнум на всякий случай не покупают. Да и с психикой у парня не все ладно. Не удивлюсь, если вдруг он съедет с катушек и наставит на кого-нибудь пистолет.
— А здесь что? — подхожу к следующему ящику и просовываю гвоздодер под крышку.
Вскрыв ящиков восемь, мы понимаем, что ничего, коме оружия, не найдем. Оно разное: огнестрельное и холодное. Охотничьего больше, видимо, началось с него, но потом появились требования и к другим видам. Оружейные бароны, вот кто на самом деле заботил комиссию. Не маленький городок на севере, в котором каждый развлекается в меру способностей, а именно поставки боеприпасов.
Я делаю несколько фотографий, чтобы предоставить комиссии материалы, и щелчки затвора в тишине кажутся громкими, как выстрелы. Все это время Лео неловко мнется, явно мечтая побыстрее закончить.
— Нам пора уходить, — торопит меня лжебрат. — Сюда могут прийти в любой момент.
Не возражаю. Никакого желания спорить ради возможности задержаться на складе с оружием у меня нет, и мы спешим к выходу. Маршрут выбираю не я, так как уже давно заблудилась бы или снесла все стеллажи, подняв невообразимый шум. В отличие от Лео, я не умею ориентироваться в темноте.
Не знаю, как Лео ухитрился вычислить наш лаз. Полагаю, ему потребовалось немало времени и изобретательности, чтобы разглядеть сломанный засов с обратной стороны стекла на высоте трех метров над землей, но, в итоге пришлось всего лишь забраться наверх и толкнуть раму.
Ящики расставлены не рядами, а хаотично, и нам приходится попетлять как в лабиринте на пути к выходу, но как только мы оказываемся в непосредственной близости от окна, Лео хватает меня за руку и прячется за одним из нагромождений. Я не успеваю испугаться, как открываются огромные двери, впуская в помещение синеватый лунный свет и двоих мужчин.
— Потом развлечешься со своими потаскухали. Если Праер так сказал, значит основания для опасений имеются, — слышится немолодой мужской голос, который кажется смутно знакомым.
Мы с Лео испуганно переглядываемся и медленно продвигаемся дальше за ящики.
— Только не к стене, — едва ли не одними губами шепчет парень, опасаясь добровольно оказаться в ловушке.
— Мои потаскухи ждать не будут, — отвечает второй из вошедших. Судя по голосу, помоложе.
— Значит, снимешь следующих, — не разделяет интересов молодежи первый. — Или ты предпочитаешь спорить с судьей? Как думаешь, что он скажет на твое «в паху зачесалось»?
— Ладно-ладно, — сдается второй.
— Мы оставили веревку, — пытаюсь говорить тихо, но Лео разгневанно ударяет пальцем по своим губам, а потом и вовсе проводит ребром ладони около шеи, однозначно выражая недовольство моей болтливостью.