— А судя по рассказам местных дам, вы просто святой. Рада, что это не так, а то ведь уже начала переживать, как бы такая интересная женщина, как миссис Сайтен не умерла со скуки. Что ж, была рада познакомиться, надеюсь, еще увидимся.
Только она скрывается в толпе гостей Имоджин Андерсон, как я чуть ли не накидываюсь на Гастона.
— Что это было? — спрашиваю возмущенно.
— Невинная шутка.
— Невинная? Ты накинулся на нее. А мне, между прочим, нравится миссис Марвелл.
— Ну естественно, — закатывает он глаза. — Тебе всегда нравятся неоднозначные личности. Я, например.
— Не льсти себе. Ты мне нравился далеко не всегда, — многозначительно приподнимаю брови, а куратор усмехается и плюхает рога на заднее сидение машины.
Еще в самом начале вечера я подумала, что быть с Гастоном в приятельских отношениях не так уж плохо, однако не ожидала, что перемирие продлится не дольше часа. С одной стороны, это грустно, а с другой… видимо, я люблю перепалки с этим человеком и совсем не переживаю. Не хочу, чтобы он разговаривал со мной, как с другими обитателями города: вежливо и чарующе.
Не желая и дальше поддерживать вид милующейся парочки, мы разошлись в разные стороны, чтобы пообщаться с гостями. Гастон теперь развлекает кого-то из помощников мэра продуманными до мелочей беседами, а я пристроилась к Кили и ее компании. Две замужние дамы, которых я порой вижу в лавке миссис Марвелл, похожи друг на друга, как капельки воды. С высокими прическами и продуманными макияжем, в платьях одно ярче другого и сверкающих бриллиантах. Я поначалу их не узнала. Если бы не видела рядом с ними рыженькую дочку мэра и утром, и сейчас — не догадалась бы.
— Кили мне сказала, что видела замечательную картину у вас в доме. Масло, верно? — спрашивает «бирюзовая» дама.
— Все правильно, — киваю, в тайне потешаясь над «замечательностью» шедевра, который на днях наша общая знакомая окрестила совсем иначе.
— Я являюсь распорядителем музея. Мы готовимся к обновлению экспозиции края, и если ваша живопись подойдет, я бы договорилась с мэром Андерсоном о ее выкупе. Что скажете? Можно будет взглянуть?
— Конечно, — охотно соглашаюсь.
— Это было бы просто здорово, — восклицает Кили, которая явно сама и явилась инициатором предложения. Возможно, до сих пор чувствует себя виноватой за пренебрежительную фразу, брошенную в мастерской. — Кстати, Тая, где вы научились так рисовать? Ведь не каждый архитектор пишет картины.
— Это… долгая история, — отмахиваюсь. Пожалуй, если я скажу, что встречалась с парнем, щелкавшим Моне с Мане с утра до вечера и без хлеба, это вызовет разве что недоумение из-за неудачной шутки.
— А история носила юбку или брюки? — кокетливо спрашивает «коралловая» дама.
— Брюки, — улыбаюсь, не без тепла вспоминая как снисходительно относился мастер фальшивых шедевров к моей живописи. Он мог бы стать великим сам, но признание требует времени, а деньги на наркотики были нужны уже сейчас.
— И загадочный мистер Сайтен об этих брюках знает? — В голосе «коралловой» дамы при упоминании Гастона слышится жаркое придыхание. Видимо, есть некая изюминка в том, что он не позволяет каждому встречному называть его по имени. Хотя поначалу на задании я принимала это за снобизм, хотя бы потому, что никто из обитателей штаба не зовет его иначе, нежели Гастон.
— У меня нет секретов от мужа, — отвечаю, спохватившись.
Хотела бы, но от такого, пожалуй, скроешь. Он же у нас милый только с посторонними.
— Может, оно и к лучшему, — внезапно отмечает Кили. — Есть в нем нечто жестокое.
Как по команде, все поворачиваемся в сторону Гастона. Не ожидала, что кто-то из обитателей городка разглядит за безупречным фасадом настоящую натуру куратора. Да, он бывает жесток. Обычно, на словах, но и те хлещут наотмашь. В толпе Гастона выделить просто: он выше всех присутствующих. Разговаривает, улыбается, в руках бокал с шампанским, с которым мой лжесупруг обращается настолько виртуозно, будто тот является продолжением его руки. В обществе он как рыба в воде.
И все же на практике Гастон не жестокий. Он не из тех, кто добивает рыб.
Извинившись перед собеседницами, ищу официанта, чтобы взять новый бокал с шампанским. Но не успеваю сделать и десятка шагов, как натыкаюсь на человека, которого никак не ожидала здесь увидеть. Даже при условии, что вход свободный, видеть на празднике убитую горем миссис Лайт странно. Только пришла она, судя по всему, не поздравлять миссис мэр и не развлекаться. Эта женщина стоит у меня на пути и смотрит с лютой ненавистью, а на щеках горят красные пятна. Не сразу понимаю, что происходит, но вдруг она замахивается, заставляя отшатнуться, и бросает мне в грудь смятый лист бумаги.
— Дрянь! Как ты смеешь угрожать после того горя, что уже причинила нашей семье?!
Она так кричит, что все вокруг оборачиваются. А я даже не наклоняюсь за листком бумаги — и так понятно: это мое письмо к Винсу Лайту, переданное через Мэгги. Об адвокатах. Вот только там никакие не угрозы. Я писала, что если они не прекратят, то и мы будем вынуждены защищаться. А теперь попробуйте рассказать об этом гостям мэра, которые вытягивают шеи в попытке услышать как можно больше. Оглядываясь по сторонам, вижу множество обращенных на нас взглядов, и еще пробирающихся ко мне Лео и Гастона.
— Не вздумай снова подойти к моему сыну, или я потребую запрета на приближении в суде. Гадкая совратительница!
Последние слова врезаются в меня с куда большей силой, чем было запланировано, потому что именно такая я и есть. Гадкая совратительница. Я причинила вред не только виноватым, но и другим. Те, кто потерял работу из-за моего вмешательства, например. В том, что мы делаем, не так много добра, как можно подумать…