Заставь меня ошибиться - Страница 58

— Разве так бывает? — спрашивает куратор мягко.

— Бывает. Я не знаю, как объяснить людям, что ты исчезаешь на год-два, а потом возвращаешься с новым лицом.

Он молчит довольно долго, выискивая в моем лице подтверждение. Не такой холодный, как обычно, но привычно собранный и сосредоточенный.

— Обычно мы говорим, что состоим на службе в Бюро и работаем под прикрытием. Это почти правда. По крайней мере, именно так я ответил на вопрос Арчи. Он не стал интересоваться подробностями. Комиссия не запрещает нам общаться с другими людьми, главное, чтобы они не знали правды.

— Когда-то я пыталась встречаться с мужчинами, но они задавали слишком много вопросов. Да и разве это нормально: оставить человека, который тебе дорог, и временно обосноваться в другой постели? Я бы так не смогла. Когда одиночество совсем доканывало, конечно, находила кого-нибудь, но через пару недель чувство вины переполняло, и я исчезала… С друзьями еще хуже. Была одна девушка, с которой мы бегали по утрам и пили кофе. Пока я была на задании, она вышла замуж и родила ребенка. Ей стало не до бега и не до меня.

Вдруг Гастон отталкивается от машины и щелкает пальцами.

— Это хорошо, — заявляет он бодро. А я-то было уже заготовила фразу о том, что жалеть меня не нужно.

Зараза!

— После этого задания я собираюсь запросить твой перевод в Новый Орлеан. Если тебя в Сиэтле ничего не держит, так еще лучше.

Ах вот ради чего весь этот цирк затевался. А я-то уж было подумала, что кое-кто очеловечился.

— И какова будет моя роль? — спрашиваю ледяным тоном. — Носить тебе кофе в короткой юбке? — Это должно было звучать дерзко, по крайней мере, так я планировала, но едва произнесла слова, как вспомнила, что куратор уже был недоволен моими талантами баристы, и сейчас прилетит колкость.

— Не раньше, чем научишься этот самый кофе варить. — Что и требовалось доказать.

— То есть ты не отрицаешь, что собираешься выпросить у комиссии мой перевод в Луизиану, чтобы продолжать со мной спать? — переспрашиваю, сочтя его слова за подтверждение, ведь часть про мини-юбку никто не оспаривал. В отличие от кофе, она Гастона устроила.

Раздражение прорывается наружу, и я выворачиваюсь из объятий куратора. Мне определенно нравится с ним спать, ему со мной, очевидно, тоже, но переезд в другой город… это, вроде как, вау! Да я даже на заданиях не позволяла себе переселиться к мужчине после вечера поцелуйчиков и быстрого перепиха в машине. Да, я выражаюсь не очень достойно, но как еще это можно назвать? Я еще чувствую, как ноет тело от неудобных поз, напряжения и удовольствия, и вдруг мне нужно связно и логично мыслить. Будто так и надо, будто это был просто души порыв…

— Ах да, я не уточнил, — наигранно-задумчиво потирает подбородок Гастон. — Я не из тех, кто легко относится к сексу. Если ты рассчитывала на обычные две недели, и в кусты — просчиталась.

— Точно, — отвечаю насмешливо. — Я определенно должна была догадаться. Где-то между залезанием на заднее сидение и стягиванием белья.

Куратор закатывает глаза:

— Знаешь, ты очень злая.

— Я не злая. Я просто не могу понять, что происходит. Объясни мне, что у тебя за идея? Или мне следует сказать «да, босс», и на этом закончим? В принципе, я, конечно, ко многому привычная, но мне казалось, что ты не такой человек.

— Когда тебя назначали сюда, я за тебя ручался, но следующее задание может быть и, я уверен, будет, как у Ив, а то и хуже. Хочешь? Я не хочу. И мне не удастся прикрыть тебя еще раз. У нас нечистые лавки прикрывают. Поэтому, пока не запахло паленым, я предлагаю тебе переехать в Новый Орлеан. Займешься делами, связанным с кражей и подделкой произведений искусства, — пожимает он плечами. И пусть я все еще негодую, но нельзя не признать, что вариант у него более чем отличный. Я буду заниматься тем, к чему лежит душа…

— И как это связано с тем, что ты не из тех, кто легко относится к сексу? — спрашиваю, уцепив за хвост подвох.

Гастон усмехается и отворачивается куда-то в сторону. Будто надеялся соскочить с темы, но не вышло.

— Это связано с тем, что ты мне всегда нравилась, — говорит он. — Не даешь себя в обиду, но не озлобилась на весь мир. Нашла занятие, которое делает тебя счастливее… На мой взгляд, это заслуживает уважения. А еще ты действительно разбираешься в искусстве, а хорошие специалисты лишними не бывают.

Он говорит правильные и красивые слова, но у меня во рту горький привкус. Потому что все это время, все прошедшие годы он и не смотрел в мою сторону. Да, я сделала для этого немало, но и сейчас ничуть не поощряла, а вы посмотрите, что творится. Как только я стала безупречной куклой с тонкой талией и овалом лица, которому позавидует любая модель, Гастон вдруг решил, что хочет видеть меня у себя под боком… И как это называется?

— Что? — вмешивается куратор в ход моих мыслей.

— Ничего.

— О чем ты так напряженно думаешь? Выкладывай.

О задетом самолюбии.

— Не просто так ты упорно изменял мою внешность до неузнаваемости, верно? — Обиду в голосе скрыть не удается. Но Гастон лишь хмурится, не совсем понимая, о чем я говорю. — Конечно, я тебе нравилась, я же пыталась во всем тебе подражать: обожала работы твоих любимых художников, предпочитала твою любимую музыку…

— Что ты пытаешься сказать? — недобро спрашивает куратор. О да, ведь мы впервые свернули на самую скользкую тему из всех, но если уж Гастон мне что-то предлагает, то неплохо бы сначала разобраться с многолетним недопониманием.

— Однажды, сразу после приезда в штаб, я видела тебя с какой-то женщиной. Не из команды. Она выглядела примерно так же, как я сейчас… Высокая, тощая, красивая, с каштановыми волосами… В ней не было ничего вульгарного или выпяченного. Я еще тогда подумала, насколько же весь ее облик соответствует твоему вкусу. Не знаю, с чего это взяла, но просто она тебе подходила. Как штаб или друг вроде Арчи. Несколько лет назад я начала замечать в зеркале сходство с ней… Скорее типажей, чем непосредственно черт лица, но я же… я же вообще не похожа на себя прежнюю. Теперь, когда ты говоришь, что я тебе «всегда нравилась» и ты «собираешься попросить о моем переводе» к тебе поближе, это обретает некий смысл. Тебе нравилось все, кроме моей внешности, а раз ты обладал достаточными навыками, чтобы это подкорректировать, этим и занялся. Теперь продукт готов, можно взять и переставить на нужную полку. Можешь сказать, что я больная, но когда ты с таким удовольствием оглядываешь результат своих трудов, будто, наконец, получил то, чего давно ждал, меня коробит. Ну а что, если я скажу, что за долгие годы обзавелась собственным мнением и больше не готова заглядывать тебе в рот? С этим что планируешь делать? Хлестать плеткой, пока не полюблю Ренессанс снова?