— Да? — спрашивает Гастон насмешливо. — А с чего бы? Члены комиссии со мной поддерживают связь только потому, что не видят замены нашей команде. Если эти люди добьются изменения порядка представления улик в суде или хотя бы выдачи ордеров, и в нас не останется надобности, амнистии нам не подпишут. Всех в рядок посадят на электрические стулья. И меня, как самого осведомленного, — первым.
Его слова приводят меня в шок. Я как-то не задумывалась о том, каково приходится в команде самому Гастону, а результат не особо утешительный. Как я уже сказала, стоит появиться рядом с нашим куратором, как твои звонки, переписки, банковские операции — все начинает проверяться. Я не параноик — комиссия и не пытается скрывать свое вмешательство, — но Гастон живет в этом постоянно. Интересно, он привык, или все еще сходит с ума? Контролировать каждое слово, фильтровать контакты… Я бы так не смогла. Да никто не смог бы. Наверное, Гастон здесь — в Мичигане — как в отпуске. Во время проекта хотя бы безопасный сценарий имеется. Не то, что в жизни…
— Значит, с Лео надо быть осторожнее. Я учту, — говорю, на этот раз даже не пытаясь отвести глаз. — Гастон, — зову, решившись. — Так ты все-таки из нас или нет?
— Из вас это из кого? — уточняет он насмешливо. — Если хочешь спросить, сделай это прямо.
— Ты из… осужденных?
— А ты как думаешь?
А я еще — дурочка — надеялась, что он расскажет.
— Я думаю, — отвечаю, разочарованно отворачиваясь к зеркалу и наклоняясь, чтобы, наконец, накрасить ресницы. — Что комиссия не доверила бы осужденному и цирковых мышей!
Однако, к моему удивлению, Гастон наклоняется к зеркалу тоже и шепчет мне в ухо:
— Правильно, Тая, но это не означает, что я не «из вас». Разночтения быть могут, и, возможно, в твоей загадочной терминологии я «другой», но уж точно играю не на стороне комиссии. Или я похож на человека, который будет десятилетиями мотивировать преступников работать на правительство из одного лишь человеколюбия?
С этими словами слов он уходит, давая понять, что разговор себя исчерпал.
Хоть мэр и сказал, что посиделки обещают быть скромными, ни один из нас не поверил, и я нарядилась в черное платье в пол — строгое, но с открытой спиной, а на Гастоне красуется бабочка. Мистер и миссис Смит померли бы от зависти. Даже Лео нарядился в удивительно добротный костюм, но я стараюсь его не разглядывать. Как варвара ни прихорашивай — натуру не спрячешь. Перед глазами так и стоит картинка, где Лео убивает беззащитную рыбину… Наверное, мне стоит умерить свое воображение и прекратить строить нездоровые ассоциативные цепочки, но в данный момент кажется, что под одной крышей со мной живет безжалостный палач!
Залезая в машину, я стараюсь настроить себя на миролюбивый лад, но замечаю Лео на заднем сидении в зеркале бокового обзора и понимаю, что не собираюсь быть с ним сегодня милой.
— Если нам пора поменять легенду на «они были родственниками, но жили как кошка с собакой», предупредите заранее, — насмехается Гастон, который уже вполне отошел от странного разговора. Хуже того: он вовсю наслаждается нашим с Лео противостоянием. Пока мы едем к дому мэра Андресона, он никак не может побороть улыбку. Чем безмерно раздражает.
— Тебе обязательно так сиять из-за наших разногласий? — интересуюсь мрачно. — Или твоя голубая мечта — перессорить всех окружающих?
— Тая, смею напомнить, что вам удалось возненавидеть друг друга без моей скромной помощи, — усмехается Гастон.
А я бы поспорила. Расскажи мне Лео правду о проекте с самого начала, я бы доверяла ему теперь намного больше. Однако власть имущий координатор велел ему молчать, и, тем самым, автоматически настроил нас друг против друга. Я могла бы ему об этом рассказать, но, наверное, не при Лео. Процессу обучения учителя свидетели ни к чему. Тем более, что Гастон, дабы сгладить резкость слов, подхватывает мою ладонь и целует.
От неожиданности мне не удается сдержать дрожь, и на коже проступают сотни мурашек, благо, скрытых длинными рукавами платья. Хочется закрыть лицо руками и застонать в голос. В этом жесте нет ничего особенного. Тогда почему мое тело реагирует столь неадекватно? За что мне все это?
Супруги Андерсон встречают нас лично. К моему облегчению, они тоже при полном параде. Слава богу, а то у меня на счету уже есть один прокол с дресс-кодом.
Пока нас по очереди представляют жене мэра Андсерсона — Имоджин, — та радушно улыбается, уверяя в приятности знакомства, но все равно кажется холодной и далекой. В ответ Гастон совершенно непринужденно целует ее руку, точно так же, как и мне в машине. Манеры он, должно быть, впитал с молоком матери. И, словно в насмешку, стоит мне об этом подумать, как он нее слишком уместно прижимает меня к своему бедру, да так тесно, что я чувствую движение мышц под тонкой шерстью его костюма. Наверное, будь мы действительно женаты, дели спальню годами, я бы и внимания не обратила, но, поскольку реальной близости между нами нет, хаос ощущений вышибает из реальности, не давая сосредоточиться на разговоре. Улавливаю лишь ничего не значащие обрывки фраз, а сама панически думаю о том, что не хочу хотеть Гастона! За период детской влюбленности в него мне до сих пор хочется хлопнуть себя по лбу. В особенности за то, что он о ней прекрасно знал…
— Вы позволите? — вклинивается Гастон в обмен любезностями между мэром и Лео, указывая на картину напротив лестницы.
— Чувствуйте себя как дома, — отмахивается Андерсон, явно не склонный к излишним расшаркиваниям.